Политические, территориальные, промышленные и экономические перемены в гораздо большей степени являются плодом необдуманных и легкомысленных действий, нежели интриг и заговоров. Изменения эти в равной степени являются следствием стремления к действию или погони за счастьем, а также решений, принимаемых под воздействием эко-индустриального сторителлинга. Они не создают экосистемы, а обеспечивают устойчивость системы.
Валерио Евангелисти проливает свет на этот феномен, когда приводит в качестве примера тревожный генезис глобальных экономических программ, осуществляемых правительствами, члены которых не до конца осознают происходящее: «профессор-алкоголик в маленьком провинциальном американском университете… В этиловом бреду он разрабатывает теорию, не основанную ни на чем, но полностью соответствующую политике его правительства… Теория смешивается с идеологией, всё вместе трансформируется в политику, политика превращается во власть, власть становится силой. И вот тут безработный знает, кому сказать спасибо. А вернее, он этого не знает. Никто этого не знает.»
И Евангелисти добавляет, что «большая литература» предпочитает игнорировать эти процессы, в то время как «низкопробная» литература, в частности, научная фантастика (разумеется, не вся) сделала их излюбленным объектом своих изысканий.
Возможно, это достаточная причина, чтобы по-прежнему заниматься искусством, пока отовсюду доносится постоянный шум маркетинговых историй, которые создают и разрушают нашу жизнь и исследованием которых мы занимались на предыдущих страницах этого выпуска. Научная фантастика раскрывает более-менее крупные механизмы, системы доминирования, доводит их до Абсолюта, чтобы изучить, к каким трагическим последствиям они могут привести.
По его словам, эпоха галлюцинаций уже началась. Всё – от фейковых новостей до сторис, появляющихся на всех уровнях нашего существования – способствует тому, что мы не можем отличить правду от лжи и создать солидарное «Мы», которое было бы свободно от диктата и внушений.
Научная фантастика, о которой мы мечтаем – это повествование, функционирующее по образу киберпанка Уильяма Гибсона или Брюса Стерлинга, которые создали вымышленную вселенную, на которую спроецировали мир хакеров. Впрочем, по словам Евангелисти, успех этого течения стал причиной его конца. После того, как научная фантастика набрала популярность в обществе, а также стала использоваться в политической и протестной деятельности, её литературная форма стала избыточной.
Насыщенность информацией, вездесущность маркетинга, капиталистические службы по связям с общественностью напрямую нацелены на наше бессознательное. Так что научная фантастика могла бы стать эффективным инструментом, чтобы взять ситуацию под контроль в этой битве вымысла.
Уже довольно давно мы поняли, что в научной фантастике есть персонаж, который мог бы стать тем типом архитектора, на который мы могли бы ровняться. Речь идет о Дэвиде Винсенте, главном герое телесериала «Захватчики», снятом в 1967 году Ларри Коэном и вышедшем на французские экраны в 1969 году. Архитектор этот «в ночи, на уединенной проселочной дороге, безуспешно пытаясь найти кратчайший путь до дома, становится свидетелем приземления космического корабля из другой галактики. Теперь Дэвид Винсент знает, что захватчики уже здесь, что они приняли человеческий облик. Он должен придумать, как убедить скептично настроенный мир в том, что кошмар уже начался». Именно эти слова раздаются из телевизора – так голос за кадром анонсирует сюжет сериала.
Итак, герой-архитектор появился в поп-культуре и в средствах массовой информации как образ положительного героя. Но кроме того, этот сериал, пусть и несколько противоречиво, преображает типаж архитектора – артиста, технического специалиста, буржуа – посредством той эпической истории, которую он вынужден пережить. С самого начала, всего в нескольких сценах, мы видим его многочисленные образы: от эпического героя и визионера до проповедника. Помимо этого, они представляют архитектора как землемера (ищущего кратчайший путь и так далее), и, прежде всего, как того, кто, сбившись с дороги, открывает новую вселенную, новое измерение. Архитектор здесь – свидетель, впередсмотрящий, наблюдатель радикальных перемен. Давайте вкратце уточним, что признаком, позволяющим отличить врагов, принявших человеческое обличье, является своеобразная скованность мизинца, заставляющая вспомнить о манерах людей из приличного общества. Конечно, Дэвид Винсент, борется против захватчиков, но также ему приходится противостоять различным институтам, государству, недоверчивым или добровольно закрывающим глаза на происходящее представителям власти. Это заканчивается тем, что его дело попадает в картотеку разведданных NORAD (Командование воздушно-космической обороны Северной Америки), так что его объявляют в розыск, представляя его как нарушителя нормального порядка вещей. Но что еще более интересно, и это, несомненно, самая неумышленная часть сценария, поскольку профессия персонажа, несомненно, была выбрана для того, чтобы дать ему повод путешествовать по всей стране за рулем своего автомобиля, архитектор оказывается в ситуации обследования местности, наблюдения и взаимодействия с невидимыми или уничтоженными территориями и социальными реальностями. Америка, по которой едет и которую исследует Дэвид Винсент – это страна в запустении, с чередой заброшенных фабрик и пустырей, с пребывающим в кризисе населением, с приниженными, деклассированными, потерявшими ориентиры героями. В своих поисках он должен увидеть и показать нам изнанку американского города и общества. Продвигаясь вперед, путешествуя, встречаясь с людьми, он разрушает. Он разрушает «американскую мечту» и выявляет взрывоопасные очаги, которые в конечном итоге уничтожат «американский образ жизни», если только им не удастся поглотить его и распространиться на всю территорию страны, как ныне находящийся в упадке Детройт, темными лужами разносящий кризис вокруг себя по континенту. То, что Дэвид Винсент не занимается строительством, неважно. Он не архитектор, готовящий рецепты счастья для человечества, и не маньерист, создающий эстетические объекты по всем углам империи, для которой он был бы не более чем инструментом. Он первооткрыватель – как тот, кто открывает пещеру, кто пытается задокументировать это открытие, и кто заходит внутрь. Эти пространства представляют собой одновременно фронт и подполье, откуда он ведет войну против военного, полицейского и административного Голиафа, добровольно закрывающего глаза на происходящее. В основном, он высмеивает, предупреждает и атакует, увеличивая число своих пособников, рискуя быть найденным.
Эта научная фантастика уходит корнями в роман «Мы» русского писателя Евгения Замятина, равно как в фильм «Метрополис» Фрица Ланга. Она не является ни рецептом будущего, ни проекцией городской и экономической повестки дня, которая могла бы улучшить нашу жизнь. О нет, это пистолет. Она не претендует на то, чтобы изобрести наше будущее, но тревожит их настоящее! Или же, говоря словами писателя Себастьяна Дубински, это «серия писем-бомб, созданных не для того, чтобы навредить читателю, но чтобы нанести максимальный ущерб окружающей его действительности.»
В отличие от сбившегося с пути партисипационизма, суть которого заключается в том, чтобы заставить людей говорить то, что от них хотят услышать, научная фантастика, о которой мы мечтаем, служит для того, чтобы удалиться на максимальную дистанцию относительно проекта, запущенного в работу. Речь не идет о том, чтобы, как в случае с картонными коробками для почтовых посылок, быть переработанными в ходе экспериментов, представить наихудший из возможных сценариев. Мы говорим о том, чтобы, следуя сценарию, обнажить и выделить механизмы, которые, не принимая нас во внимание или вступая с нами в конфликт, структурируют территории, где мы живем. Таким образом, по словам Мориса Ренара, это, прежде всего, разминка для ума, повод задуматься, а не планировать. Научная фантастика говорит о различных зонах, которые, не особо задумываясь, создает наш мир. Она создает масштабные рассказы о территориях-монстрах, чьи размеры не дают ни осознать их, ни противодействовать им. Она порождает ёмкие рассказы о реальных, воображаемых и будущих географических регионах, на которых могли бы произойти десятки локальных сражений, совсем как те, что сегодня ведутся на просторах той искусственной территории, коей является Линия Сены. Пора начать создавать осознанное контр-повествование, которое беспокоит, а не утешает. Даёшь реалистичное воображение!